То, что мы публикуем сегодня, это лишь крошечная часть огромного эпистолярного раздела архива отца — Александра Львовича ДЫМШИЦА (1910–1975). Конечно, многое не уцелело: война, блокада Ленинграда, фронт, Германия, возвращение в Ленинград в разгар космополитизма… И все же писем очень много. Среди немецких — письма  Буша и Зандберга, Фридриха и Конрада Вольфов, Брехта и Вайгель, Иоганнеса и Лилли Бехер, Бределя и Зегерс, Ханса и Ильзе Роденберг, Фельзенштайна и Клеринга, Метцига и Лангхофа… Отец был человеком старой культуры, включавшей и культуру эпистолярную. Ни одно письмо, ни одна открытка не оставались без ответа — а, случалось,  в день их приходило несколько десятков — со всего мира. Из Германии — больше всего. И не только потому, что германистика была одной из любимых сфер деятельности филолога Александра Дымшица.  И не потому лишь, что с Германией он был связан кровно: отец его окончил Дрезденскую высшую техническую школу, а дед владел крупным книгоиздательским делом в Берлине и Петербурге, жил в Германии, где его четырехлетнего внука застало начало первой мировой (отец рассказывал мне, как его мама пробиралась с ним через пол-Европы в Петроград). И даже не потому, что немецкий был его вторым родным языком. Главную роль в его немецких связях  сыграли четыре послевоенных года, когда прямо с фронта он был отправлен в Берлин — возрождать немецкую культуру, собирать всё уцелевшее, восстанавливать, налаживать, помогать, открывать… Словом, продолжать и начинать. И назывался он начальник Отдела культуры Советской Военной Администрации в Германии, сокращенно — СВАГ. До сих пор, при всех ветрах истории, Дымшица в Германии вспоминают добрым словом. Чем только ему не приходилось заниматься. Он встречал возвращающихся из эмиграции и из лагерей деятелей культуры. Кого-то из неопределившихся убеждал и убедил остаться в Восточной Германии. Он отправил на челюстную операцию изувеченного в концлагере Эрнста Буша. Он  открывал  легендарную фельзенштайновскую «Комише опер» и киностудию ДЕФА. И чуть ли не ежедневно писал для советской газеты «Теглихе рундшау». Писал о  театре, о литературе, о кино, о выставках… Он объяснял наиболее ретивым, что значат для культуры Германии имена Грюндгенса и Фуртвенглера — да, запятнанные сотрудничеством с фашистами, но все же великие имена. Он заботился о репертуаре театров: «Тень» любимого им Шварца в «Дойчес театре» в постановке Грюндгенса — это его заслуга… Он умудрился ответить в одном из интервью на вопрос «Ваш любимый композитор»: «Всё равно ж не напечатаете. Вагнер» — это при постфашистской «репутации» любимца фюрера. Он доставал дрова и еду для немецких художников. Чего только стоило найти весной сорок пятого в разрушенном Берлине бочку квашеной капусты для больного сахарным диабетом Пауля Вегенера. Но ведь это же Вегенер! Конрад Вольф, Кони, рассказал мне, когда отца уже не было в живых, что именно он, Дымшиц, убедил его, солдата Красной армии, дошедшего до когда-то родного Берлина от ставшей родной Москвы, убедил в необходимости остаться в Германии и помочь ей. А ведь он хотел вернуться в Советский Союз. И не было бы тогда замечательного немецкого режиссера Конрада Вольфа, не было бы многие годы бессменного президента Академии искусств ГДР.

Четыре года в Берлине заложили крепкий фундамент чисто человеческих и творческих связей.  В кино — меньше, чем в литературе, чем в театре. Но всё же… Он живо интересовался Киношколой в Бабельсберге и киностудией. Писал о новых фильмах ДЕФА.  В шестидесятые был редактором фильма Конрада Вольфа «Гойя», совместной нашей с ГДР постановки. Руководил киноведческими дипломами и диссертациями немецких коллег во ВГИКе. А еще стал прототипом героя фильма Владимира Фокина «Александр маленький», фильма который он уже не увидел. Сценарий его написала немецкая журналистка Ингеборг Кречмар, молоденькой девочкой работавшая в СВАГ.

Только что персонажа по имени полковник Дымшиц сыграл Олег Табаков в картине Иштвана Сабо о Фуртвенглере. Фильм был показан в рамках Берлинале, я его еще не видела. Но само сочетание имен забавно.  Кстати, этакое  эпикурейство, с которым связан последние годы образ Табакова-актера, вполне соответствует жизнелюбию отца. Только у Табакова оно лукавое, а у отца — ироничное. 

За последние десятилетия сложились разные образы литератора Дымшица. В Германии — свой. Уважаемый и почитаемый.  И основа ему положена в те четыре послевоенных года.

                                                                                                                         Нина Дымшиц

Информацию о возможности приобретения номера журнала с этой публикацией можно найти здесь.